Он не дерутся, не оскорбляют, и можно сказать, что они безвредны. Но, безвредность это не профессия, сами понимаете. Поэтому, такие буддисты — это чемодан без ручки в семье. Но самое главное, что в это одноклеточное может превратиться даже бывший живчик! Почитайте наблюдения врачей и поймёте, что апатическую деградацию заработали два совсем разных человека.
Это касается любой деградации, собственно.
Наблюдение первое
Ю. Д. 1935 года рождения. Родился в Москве, в семье инженера.
Отец злоупотребляет алкоголем, ежедневно за ужином выпивает 100 — 200 г водки на протяжении многих лет, считая, что пьёт «для аппетита» и «с усталости». Не похмеляется, пьянство не отражается на его социальном положении. По характеру — крутой, суровый. Мать мягкая, всем и во всём уступающая. Не работала, воспитывала единственного сына и вела хозяйство.
Мальчика в семье очень любили, мать никогда ни в чём не отказывала. Если сын на чём — то настаивал, вопреки желанию отца, мать всегда втайне от отца делала всё, что сын от неё требовал. Мальчик рос капризным, требовательным в семье, плаксивым, жадным. Сверстники его не любили, всегда избивали за то, что фискалил. Друзей не имел.
Определенных интересов не проявлял: брался за очень многое, пытался собирать марки, занимался моделизмом и так далее, но быстро остывал. Учился средне, не проявляя ни особых способностей, ни прилежания. Постоянно считал, что к нему придираются.
Мог быть очень жестоким, мучая животных, но вместе с тем трусливым. Из школьных предметов нравились география, история, но специально ими не занимался. Книги читал, но без особого увлечения, предпочитая те, в которых описывались путешествия в дальние страны или приключения.
Вино, а затем и водку, начал давать отец, когда сыну было 10 — 11 лет, считая, что для растущего организма это полезно, что таким путем он закаляет мальчика. В 1516 лет пациент уже привычно выпивал за столом одну — другую рюмку. Вино и водка, больше первое, нравилось: казалось, что «становится сильнее, мужественнее».
В это время попал в компанию сверстников, в которой считалось признаком взрослости пить спиртное. Покупали водку, вино, собирались в чьей — либо пустующей квартире, танцевали. Всё это нашему больному очень импонировало. Стал возвращаться домой поздно, пьяным. И школы приносил плохие отметки.
Поведение его встревожило родителей, начались скандалы, отец неоднократно избивал юношу, но никакого положительного результата такого рода воспитательные средства не дали. Начал лгать, придумывать оправдания. Мать несколько раз замечала пропажу вещей из дома, но боялась сообщить отцу и ограничилось тем, что всё стала держать на замке.
Впоследствии двое из компании были осуждены, не достигнув 20 лет: один за кражу, другой за изнасилование.
В 1953 году больной почувствовал, что обходиться без водки не может. Пил систематически. Почти ежедневно, обычно небольшими дозами, по 100 — 200 г, так как не хватало денег. Однако постоянно ощущал, что с удовольствием выпил бы ещё. При возможности мог выпить и до 700 — 800 г водки.
Часто прогуливал, но мать доставала фиктивные справки о болезни. В своём классе держался обособленно, заводил друзей на стороне. Друзья зачастую были на 10-15 лет старше. Характер этой дружбы неясен. Что это были за люди, каким путём добывались деньги на спиртное, выяснить у больного не удаётся.
Интерес к занятиям исчез, посредственно окончил школу и поступил в институт. По его словам, было всё равно, в каком институте учиться. На лекции почти не ходил, редко бывал на практических занятиях. Не может назвать ни одного имени, фамилии преподавателя или студента, так как «я и не запоминал». Вскоре начал появляться в аудиториях пьяный. Это обстоятельство и неуспеваемость послужили причиной исключения со второго курса.
Начал работать(в типографии, на заводе — учеником, печатником). Родители считали, что труд его образуют. Но к работе относился крайне небрежно, прогуливал, приходил пьяным.
С 1955 года — синдром физической зависимости. Никогда не пытался прекратить пьянства, так как водка и состояние опьянения нравились, другого интереса или развлечений в жизни не находил. На лечение поступил только по настоянию матери.
В отделении: малозаметен, ничем себя не проявляет. Пассивно принимает назначение. Работает неохотно, по настоянию персонала. Предъявляет неопределённые жалобы на недомогание, ощущение разбитости, боли в спине. С больными общителен формально, к событиям в отделении безразличен. Ничем не занят, иногда читает детективы.
Медлителен, вял, к обследованиям интереса не проявляет. На вопросы отвечает неохотно, зачастую заявляя «это не имеет значения». Гипомимичен. На лице постоянно недовольно — снисходительное выражение. Оживляется, как правило, лишь при воспоминании о спиртном.
Фон настроения снижен, с очень незначительными колебаниями. Определенных планов на будущее не имеет: «буду работать», но где, кем — это не заботит. Крайне узок круг интересов, потребности не выходят за рамки повседневных, бытовых. Запас знаний — в объеме средней школы.
Наблюдение второе
И. Б. 1921 года рождения. Поступил в отделение 09. 08. 1958 года.
Из анамнеза: наследственность нервно — психическими заболеваниями не отягощена. Отец рано умер, воспитывался матерью, которой приходилось много работать. Рос в яслях, детских садах, лагерях.
Был жизнерадостным, подвижным, общительным. С новой обстановкой быстро свыкался, быстро заводил друзей. Увлекался спортом, особенно хорошо играл в футбол, любил ходить в туристические походы, участвовал в самодеятельности: читал стихи, танцевал, играл в пьесах.
По характеру был добрым, отзывчивым. Любил животных, у себя дома постоянно держал собак, кроликов, ухаживал за ними.
Из детских инфекций перенёс корь, скарлатину: практически всегда был крепким, здоровым, выносливым. Учился средне, не проявляя большого интереса, хотя хорошо успевал по математике, физике, — эти предметы нравились.
Книгами не увлекался, читал по программе, предлагаемой учителями, приключенческие повести и так далее. Из видов искусств предпочитал зрелищные.
После седьмого класса кончил в ФЗУ и в дальнейшем работал электриком. К работе относился добросовестно, непонятное всегда пытался постигнуть сам. Был очень настойчивым, упорным, «нравилось самому всего добиваться». Свободное время проводил в занятиях спортом, ходил в кино, цирк.
Начало войны помешало продолжить учебу в техникуме, которую он начал в 1940 году. С 1941 по 1947 год был в армии, где перенёс цингу и обморожения ног. Находился в северных районах, в боевых действиях не участвовал, ранения и контузии не получал. В армии нравилось, быстро освоился, дисциплина давалось легко, получал благодарности.
После демобилизации вернулся к прежней специальности. Работы было очень много, начал иметь лишние деньги. В это время женился, родился ребёнок, и возобновление учебы в техникуме отложил на некоторое время.
До 1948 года употреблял алкоголь крайне редко, по праздникам. Спиртное переносил плохо: если выпивал больше 200 — 250 г водки, были рвоты, в течении последующих двух — трех суток очень скверно себя чувствовал.
С 1948 года оказался в бригаде рабочих, где было принято систематически пить: после выполнения заказа, концу рабочего дня и обязательно допьяна — в получку. Не желая «подводить компанию», начал выпивать со всеми вместе.
Вначале в размере прежних своих доз, но с учащением потребления, количество выпиваемого возрастала. К концу 1950 года мог уже, мало пьянея, выпить 500 — 700 г водки. Часто и в больших количествах прием спиртного вошел в привычку.
Обязательно начал пить по субботам и воскресеньям дома, приглашал гостей. Два — три раза в неделю бывал пьяным, появились амнезии, состояния глубокого опьянения, рвоты при передозировке уже давно исчезли. Такое интенсивная пьянство не тревожило, считал, что «все кругом» пьют почти в равных количествах.
Симптомы потери самоконтроля появился в 1951 году. Сам начало своего заболевания относит к 1952 году, Когда уже не мог без водки. Начал пить один, в случайных местах, без какой-либо причины, кроме своего желания.
Изменился: стал раздражительным, нетерпеливым, быстро и легко уставал.
Пробовал лечиться амбулаторно, общеукрепляющими средствами, но без эффекта: «иду из диспансера и по дороге покупаю четвертинку».
В 1956 году появился абстинентный синдром. К концу 1956 года похмелялся уже регулярно. С этого периода отмечает особое падение работоспособности, вялость, стал ленивым. Перестал где — либо бывать, в редкие трезвые вечера сидит дома, смотрит телевизор или просто лежит на диване. «Мне неинтересно стало жить». Если раньше переживал свою вину перед семьёй, то теперь «как — то всё безразлично». Кроме желания пить, никаких интересов нет.
Зимой 1957 года, будучи пьяным, упал и получил сотрясение мозга третьей степени, госпитализировался на короткий срок. Летом 1957 года, после гриппа, перенёс делирий, несколько дней пролежал в психиатрической больнице. После этого не пил около 5 месяцев, повторно лечился в диспансере.
Но с конца 1957 года начал пить запоями по 5 — 7 дней, пока не выйдут деньги. Перерыв не превышает 10-14 дней. Запой начинается случайно: с получки, под влиянием уговоров собутыльников.
По его словам: трезвый, сам к алкоголю уже не испытывает влечения, которое особенно сильным было в 1950-1953 годах, но стоит выпить первую рюмку, как остановиться уже не может.
На работе, несмотря на неоднократные замечания, до последнего времени терпели, так как «я и пьяный и трезвый тихий, никому не мешаю, не обижаю». Но сейчас, как он предполагает, должны уволить: «никуда как работник не гожусь». Давно не выполняет норму, задерживает работу бригады.
В отделении малозаметен, ничем себя не проявляет. Пассивно соблюдает режим, принимает назначения, ходит на работу, но часто садится отдыхать, долго курит. Нетороплив, вял. В часы отдыха читает книги, общителен формально. Сам к врачу не обращается, определённых жалоб не предъявляет.
В беседе медлителен, немногословен. Сидит в обычной для него понуро — расслабленной позе. Оживляется редко, вяло улыбается шуткам, при упоминании о семье, работе — крайне безразличен. Критика сохранна, считает, что довел себя сам до такого состояния своим пьянством.
Основные изменения, произошедшие с ним, видит в вялости, лени, безразличии к окружающему, падении работоспособности. Считает, что лечиться надо, но должной эмоциональной реакции при этих высказываниях не даёт. Сам не проявляет намерений принять участие в своём излечении, полагая, что этим будут заниматься врачи: просит сделать всё так, как сочтет нужным врач.
